Любовь и либидо

Об этом рассуждают персонажи комедии «Торжество любви». Они проходят через жесткие испытания любовью. Выдержат его или нет, каждый зритель поймет по-своему. Модный режиссер Роман Феодори поставил спектакль в новосибирском молодежном театре «Глобус» по пьесе французского драматурга 18 века Пьера Мариво.

Зачем нам преданья старины глубокой? Изменились время, люди, язык и сама любовь. Изменился воздух, которым наполнено сценическое пространство, напоминающее «Право на остров» Уэльбека с его обезличенными людьми будущего, лишенными даже имен. Апокалипсис с его упорядоченной структурой. Сады Гермократа без единого цветка. Повсюду черные полиэтиленовые мешки, весьма модный нынче сценический атрибут. В краснофакельском «Укрощении строптивой», например, из них мастерят платья, а в глобусовском «Торжестве любви» они становятся универсальными многофункциональными предметами, скрывающими то ли отходы прошлого в виде отживших чувств, то ли тайну, которую придется разгадывать на протяжении всего действа. Среди этого развала шныряют мутанты с лазерными фонариками вместо глаз, а во втором действии нависнут огромные античные статуи, которым, в отличие от людей, любые катаклизмы нипочем.

Тексты Мариво, если к ним найден ключик, опережают свое время, идеально ложась на наш век. Или даже на следующий. Золотомасочное «Двойное непостоянство», поставленное Дмитрием Черняковым на малой сцене «Глобуса», целое десятилетие интриговало публику, и вот на большой сцене появилось своеобразное продолжение, не уступающее в интеллектуальности, занимательности и красоте. Сердце радостно екает, угадывая отсылки к первой серии, особенно когда используется прямая цитата, и Людмила Трошина возвращает нас к своей Фламинии. Но в «Двойном непостоянстве2 ее героиня была распорядителем жестокого эксперимента, а в «Торжестве любви» становится его жертвой.

Трошиной всегда удавалось сыграть метаформозы, происходящие с влюбленной женщиной, будь то хоть Мариво, хоть Островский. Ей под силу найти самые разные краски, оттенки, полутона, блики, плавные переходы настроений, чарующие мелодии души. Только что Леонтина казалась механической куклой с синтезированным голосом, и вот обратилась в нежное, податливое, трепетное существо. В каких-то эпизодах она нелепа и забавна, ведь «Торжество любви» — комедия, хотя жанр можно обозначить и как психологический триллер.

Мужчины, оказывается, так же подвержены превратностям любви. Гермократ из злобного карлика, прикованного к инвалидному креслу, преображается у Ильи Панькова (тоже закаленного «Двойным непостоянством») в импозантного кавалера, в котором удивительным образом сочетаются самоирония и самодовольство. Третьей жертвой любовной интриги становится царевич Агис, получившийся у Алексея Кучинского эдаким кудрявым Аполлоном, только и ждавшим, чтобы влюбиться, но обжегшимся при первом же прикосновении. Все трое раскрывают суть любви не столько как влечение к конкретному человеку, сколько как душевную потребность в этом чувстве вообще.

Каждого из них соблазнила юная царица Леонида. Наконец-то Екатерине Аникиной досталась роль, в отличие от хорошеньких дурочек, которых ей приходится играть, раскрывшая ее полифонический потенциал. Ее героиня в «Торжестве любви» — роковая блондинка с ясными мозгами и железным характером. Ловкий манипулятор, такие нынче на вершинах успехов. Ловко срывает покровы, обнажая скрытые комплексы, без труда проникает в души, сопротивляющиеся нашествию лишь поначалу. Сгусток сексуальной энергии, от нее искры летят во все стороны, зажигаемые решительностью добиться цели. Цель — завладеть Агисом, отомстить обидчикам, повернуть мир в свою сторону, ощутить власть над людьми и обстоятельствами. Казалось бы, флаг вам в руки, ваше величество, — даруйте людям самих себя, раскрывайте их для полноты чувств, пробуждайте либидо! Вон как откровенно о том самом либидо поет в микрофон горничная Корина (Марина Кондратьева), поглощенная любовной связью с Арлекином (Иван Басюра)! Но у Мариво не бывает однозначных ситуаций, а финалы непредсказуемы и ошеломляющи.

Наступил ужас прозрения, жертвы застыли в ошеломлении, смятении, отчаянии. Молчание красноречивее слов, пауза длится бесконечно долго, зрители не могут взять в толк, в чем прикол, то смеются, то аплодируют. А потом становится страшно. После такого удара жить не стоит, невыносимо, нельзя, невозможно. И поделом вам, господа, надо ж понимать, с кем имеешь дело, надо ж головой думать, а не сердцем. Надо учиться быть неуязвимыми, и тогда никакие душевные бури не сломят. Надо быть верным своему слову, вы же сами декларировали жизненное кредо: «Страсть нелепа, безумна, недостойна мыслящего человека»? Леонтина и Гермократ, ясно вам? Но Агис-то, которому предстоит женитьба на королеве, почему оказался в этой компании обманутых? Жуть берет, когда владычица-волчица гоняется за ним среди черных мешков, постепенно поглощаемая ими, как черной бездной.

Театр ничему не учит, он лишь преподносит изящный пустячок, эдакую шкатулку с двойным дном, из которой можно извлечь вещицу себе по душе. Рок-группа «Линии судьбы» выступает соглядатаем происходящего; в ее аккомпанементе актеры, остраняясь от персонажей, исполняют зонги в брехтовском духе, которые помогают воспринимать многие вещи проще и понятнее, чем когда-то. Стильные костюмы Даниила Ахмедова первозданно белые и угрожающе черные. Но в любви чаще встречаются пятьдесят оттенков серого.