Елена Невежина: «Это история со знаком вопроса»

Подведение итогов, прощание с прошлым и вступление в манящее настоящее неизменно сопровождают каждый Новый год. С этого же начинается и история шекспировских героев, которые попадают в круговорот происшествий: покидают родину, попадают в сказочную страну, совершают неординарные поступки, даже меняют пол и, наконец, находят свою судьбу.

Московский режиссер Елена Невежина с соавтором, драматургом Ксенией Гашевой, предложили театру «Глобус» новый сценический вариант пьесы, нетривиальное сценографическое решение нашел художник Дмитрий Разумов (Москва). Елена Невежина рассказала читателям «КС» о своем понимании пьесы Шекспира и особенностях работы над премьерным спектаклем.

— Елена, афиша к вашей постановке этой пьесы выглядит весьма неожиданно, и название написано непривычно, с использованием цифр. Означает ли это, что пьеса подана в каком-то новом формате?

— Да, мы с моим соавтором, драматургом Ксенией Гашевой, предложили театру новый сценический вариант пьесы. Дело в том, что с предреволюционного времени существуют пять известных нам переводов. Все они создавались в разное время, при разных обстоятельствах, и поэтому у каждого есть свои достоинства и недостатки. Даже у последнего, наиболее близкого к нам по времени создания, который сделал Давид Самойлов для театра «Современник», есть свои особенности. Поэтому мы с Ксенией решили взять все переводы, проверить, какой из них лучше подходит для той или иной сцены, и сделать из этого собрания единый перевод. В основу был положен классический перевод Линецкой. Он, на наш взгляд, самый прозрачный и легкий. На игру с переводами мы решились потому, что ни один из них в самостоятельном варианте не отвечает сегодняшнему дню. Каждый из них был сделан в соответствии с периодом, и акценты в них расставлены в связи с запросами каждого конкретного времени. Комедия была написана на рубеже XVII века, и тонкость шуток Шекспира была не очевидна уже для русских читателей XIX века, когда в России появился первый перевод комедии. Что говорить о сегодняшнем дне, когда границы смешного сильно изменились и расширились.

— Эта пьеса стала рубежом в переходе Шекспира от творчества в комедийном жанре к написанию трагедий. И юмор «Двенадцатой ночи» не такой уж простой, каким может показаться. Вы постарались это сохранить в своей версии?

— Пьеса «Двенадцатая ночь» начинается с того, что герои, уплывающие на корабле с родины, терпят кораблекрушение. Необходимо было для себя ответить на вопросы, что это за корабль и что за кораблекрушение. В моем представлении это стало кораблем наподобие того, что увозил из России после революции 1917 года последнюю русскую интеллигенцию, цвет нации. Как, например, это сделал известный корабль философов. Или корабль, на котором из России в Константинополь уплывал Александр Вертинский. Это предлагаемое обстоятельство определило характер одного из важнейших фигур пьесы, Шута. Наша задача заключалась в том, чтобы шутки, которые он произносит, были действительно смешными, чтобы из них ушла специфика и тяжеловесность прошлого времени. В прежних переводах порой было сложно пробраться к смыслу и понять, о чем идет речь. Мы долго думали, как исправить эту ситуацию, и стали искать материал в эмигрантской литературе. В эмиграции первой волны был такой русский писатель-сатирик по имени Аминодав Шполянский, известный многим по псевдониму Дон Аминадо. Он был популярен, и у него действительно есть много достойных шуток. Мы решили ими воспользоваться и отдать их Шуту. Ко всему прочему, Шут у нас поет песенки Вертинского.

— Значит, у легкой истории есть серьезный подтекст?

— Тема «Двенадцатой ночи» для меня — это не веселая игра в переодевания, а перемены в судьбах героев из-за чертовского вмешательства. Эта идея отражена в сценографии. Основа ее представляет растянутый на всю сцену парашют. Но это не обычный парашют, а парашют от корзины воздушного шара. В период подготовки к этой работе мы с художником Дмитрием Разумовым нашли картинку, где сначала герои пьесы плывут на пароходе, а потом спасаются на воздушном шаре. Нам понравилась эта идея. И в нашем спектакле именно воздушный шар забрасывает героев в разные страны: Виолу в Иллирию, а ее брата Себастьяна — в Иллизию. И уже здесь начинается игра со смыслами. С одной стороны, воздушный шар — это спасение для героев, а с другой — ловушка, поскольку у него есть стропила, веревки, в которых при падении можно запутаться, как в паучьих сетях. Такие путаницы, подмены происходят с главными героями и с их любовными историями. Мне кажется, что в них больше печали, чем радости. Хотя, на первый взгляд, кажется, что все заканчивается хорошо. У Виолы есть брат-близнец, и все влюбленные в финале создают пары. Но на самом деле им достаются не те, кого они любят! Орсино полюбил Виолу в виде Цезарио, а не Виолу как девушку. То же самое и с Оливией: она полюбила Виолу как юношу, а не Себастьяна, но не дает себе времени над этим поразмыслить. Она произносит слова: «Одно лицо, а он совсем другой», которые мне кажутся ключевыми в этой истории. И это повод задуматься о том, как часто мы бываем не очень чуткими, не очень отличаем реального человека от того, кто нам действительно нужен и кто не наш человек. Но, тем не менее, это комедия, и веселого в нашем спектакле будет много. Просто в «Двенадцатой ночи», как и в уходящем Рождестве, есть немного грусти. Когда заканчивается праздник, веселье стихает, но во время праздника все развлекаются. Например, компания слуг, которые пытаются отомстить своему начальнику. Очень узнаваемая на сегодняшний день история. Мы пытаемся развлекаться вместе с ними, хотя их развлечения в конце концов становятся злыми.

— Какие еще параллели с нынешней реальностью вы находите в этой истории?

— Популярная сегодня идея — когда люди, вынужденно покинув родину, попадают в вымышленную страну. У нас в спектакле это очень условное место, которое одновременно и Таиланд, и Гоа. Этакий рай на земле, который никогда не сможет стать настоящим раем, потому что это не твоя родина. Туда можно сбежать на какое-то время, но все равно тебе нужны истоки, чтобы понимать что дальше, к чему стремиться. Без этого ощущения родины сложно начинать сначала и продолжать жизнь. Сегодня таких уехавших не называют новой волной эмиграции — это явление именуется «дауншифтингом». Его идея очень популярна. Масса людей, не выдерживая давления различных обстоятельств, полностью меняют прежний образ жизни. Бросают престижную работу, неизбежно снижаются по карьерной лестнице. Но, по сути дела, дауншифтинг — вполне самостоятельный выбор людей, который оканчивается добровольным отъездом. Это те же иллюзии, как иллюзорный остров Иллирия, на котором оказываются наши герои.

— На ваш взгляд, финал этой истории со знаком минус?

— Скорее, это финал со знаком вопроса.