«Лес»: щепки летят

На премьеру «Леса» в «Глобус» я, признаться, шла с чувствами более чем смешанными и даже предвзятыми. Во-первых, я очень не люблю Островского, совершенно соглашаясь с мнением его критиков-современников, считавших, что драматург словно специально писал по пьесе на каждую русскую пословицу и поговорку, и мне трудно представить, как из Островского можно сделать конфетку, хотя «Лес» — безусловно, одна из лучших его вещей. Во-вторых, мне до сих пор хочется зажмуриться, вспоминая недавнюю глобусовскую постановку «Грозы», встреченную радостным хохотом и присвистами школьников, обрадовавшихся внезапным сальным шуткам. Ну и, в-третьих, московский режиссер Роман Самгин уже ставил «Лес» в столичном «Арт-Партнере XXI», и от смотревших его знакомых доводилось слышать, что постановка грешит заигрываниями с «вокзальной» публикой.

Так вот, никого не надо слушать — Самгин в «Глобусе» сделал первоклассную комедию, стремительную, виртуозную, с безупречными актерскими работами, выстроенную на крепком фундаменте классического театра, о существовании которого мы уже как-то стали подзабывать. Давно я так не смеялась блестящим словесным пикировкам, которые актеры умно, остроумно и со вкусом считали с текста Островского. Давно я не видела такого ажиотажа в финале, когда весь зал в первую же секунду с овациями вскакивает с мест. Мне, если честно, сейчас совсем неохота рассуждать на тему того, актуален ли сегодня «Лес» или нет — вот как будто это самое главное! Наверное, неактуален, ибо крепко-накрепко привязан к социальным нормам второй половины XIX века и потому неспроста проникнут этой самой узнаваемой островской ноткой бесприданщины — сын «грамоте не ученого» торговца лесом не может жениться на бедной родственнице жеманной и богатой помещицы Гурмыжской, пока за девушку не выложат приданое. Бродячие актеры Счастливцев и Несчастливцев, комик и трагик, — публика «трактирная», нельзя с таким позором и пропитым дворянским именем спустя столько лет вдруг заявиться к нервной ханже тетушке в имение. Но в том-то и соль спектакля, в том и дополнительный прелестный комизм.

Конечно, Самгин — знаток характеров, он умеет распределять роли и угадать образ, в котором актер окажется как во второй коже. Людмила Трошина в роли Гурмыжской — это гениальный апофеоз той самой островской помещицы, жеманной, кокетничающей, так невзначай жестокой из-под маски целомудренной добродетели и так уморительно на старости лет влюбляющейся в скудного умом юного недоучку с пробивающимися усиками (Никита Сарычев), который все еще из рогатки терзает кошек и хватает за выпуклости бедную Аксинью (Екатерина Аникина). Когда надо, заходится в полуобморочном приступе, подставляя то руку для манжеты тонометра, то задирая платье для укола, когда надо — запустит недоеденным окороком в Аксинью. Никита Сарычев, вернее его олух-недоучка, которому вдруг неожиданно перепало, получился таким, как надо — в коротких штанцах на подтяжках, с глупой миной, препротивными ужимками и нахальной надутостью — так и охота тем самым окороком в него зарядить.

А Екатерина Аникина — квинтэссенция той самой островской бесприютной бесприданщины, хрупкая такая, ломкая, сочащаяся русской тоской, а когда начинает монолог про омут, так сразу вспоминается ее Катерина в «Грозе». Ну а Восьмибратов с сыном (Павел Харин и Руслан Вяткин), стремительно вышагивающие в косоворотках и синхронно отвешивающие свой почтительный поклон, — это просто живое олицетворение островского купечества.

Но просто отдельный спектакль — это парочка нищих актеров в исполнении Лаврентия Сорокина и Ильи Панькова, это виртуозная, такая витальная игра без тормозов. Сорокин-Несчастливцев, актер мощный и напряженный, как пружина, здесь — и ум, и совесть, и честь, он во многом задает трагикомический обертон спектакля, он как хрупкая комичная скорлупа, под которой скопились вся тяжесть и тщета бездарной жизни. Иногда эта скорлупа трескается — и уже непонятно, по привычке ли декламирует пьяный трагик свои высокопарные монологи или и вправду посыпает голову пеплом. Паньков же может выходить на сцену и вообще ничего не говорить — одна его мимика многого стоит, блестящий комик, сыгравший комика-неудачника. Его реплики «Я гордый» или «Пойду поброжу по саду, хоть георгины все переломаю, а все-таки легче» в самом деле заставляют смеяться до слез.

Говорят, что Островского надо не читать, а именно смотреть в театре — без театра он плоский. Я много видела постановок по пьесам Островского, но «Лес» Самгина в «Глобусе» действительно поражает расставленными акцентами и актерскими работами на фоне довольно аскетичной сценографии со взмывающими в конце вверх стволами деревьев. И в этом высший пилотаж — в отсутствии зрелищности сделать первоклассный искрящийся диалоговый спектакль.