Артур Соломонов, «Известия»
На фестиваль «Золотая маска» привезли спектакль «Двойное непостоянство» новосибирского театра «Глобус». Поставил его Дмитрий Черняков, больше известный своими оперными работами в Большом и Мариинском театрах. «Двойное непостоянство» выдвинуто на «Маску» в четырех номинациях. Лезть в душу своим персонажам французский драматург и писатель XVIII века Пьер Мариво считал неприличным. Достаточно поставить их в причудливую ситуацию, заставив по нескольку раз переменить предмет чувств. Душевный стриптиз, путешествие в духовные глубины — это к другому автору. Сюжет пьесы Мариво «Двойное непостоянство» вполне невинен — юноша и девушка, влюбленные друг в друга, под влиянием интриг меняют предмет своей любви. Простушка Сильвия забывает своего Арлекина и влюбляется в принца, а ее возлюбленный, деревенский парень, покорен придворной дамой. Кажется, такие амурные сюжеты не для наших скоростей. Все это кружево — любит, не любит, к сердцу прижмет, к черту пошлет — можно рассматривать лишь как музейный экспонат. Плести такие кружева современный режиссер не станет и наверняка внедрит в пьесу свой сюжет, которым и увлечется. Спектакль Дмитрия Чернякова строится на оппозиции искусственного и естественного (лишь в финале выяснится, что эта оппозиция — мнимая): манерные, изысканные персонажи дворца — по одну сторону, деревенские жители — по другую. Одни (придворные и свита Принца) помнят, что представляют из себя зрелище и только зрелище, поэтому рассчитывают жесты и продуманно одеваются. Другие (Арлекин и Сильвия) аппетитно жрут какое-то пойло из стеклянной банки, корчат рожи и чувств своих не скрывают — хотят укусить и кусают, хотят обняться — и так это делают, что, кажется, кости хрустят. Вот захотела Сильвия (Ольга Цинк выдвинута в номинации «Лучшая женская роль») стукнуть коробкой из леденцов по башке придворной даме — и, не задумываясь, это сделала. Изысканность, даже некоторая манерность мизансцен делает смешным любой естественный порыв. Вот придворная дама Фламиния (Людмила Трошина), задавшаяся целью влюбить в себя Арлекина, томно лежит на диване, слышен ее плавный, журчащий, тихо-властный голос (кстати, речь героев так разработана Черняковым, что монологи и диалоги звучат почти как оперные речитативы). Подле, как обезьянка, суетится Сильвия — подтягивает черные носки и, по-детски кувыркаясь, пытается уместиться на том же диване. Фламиния, говоря о своей любви к Арлекину (Илья Паньков выдвинут в номинации «Лучшая мужская роль»), расчетливо забывается, наливая вино. Оно переливается через бокал, заливает ей руки, а Фламиния ждет, пока Арлекин заметит это «забытье», и только после этого тихо вскрикнет. В такие моменты становится очевидно, что победит зазеркалье — продуманная естественность, властная неспешность придворных. Одежда ничего не сообщает нам о характере персонажа. Например, костюм Фламинии: черные перчатки, затемненные очки, узор черных цветов на белой кофточке. Порой она появляется в головном уборе, похожем на изящную папаху. Сочетание цветов в костюмах влияет на общую композицию и одновременно дает понять: человек — это то, что мы видим. Никакого так называемого нутра у человека нет. Становится ясно, почему спектакль играют за стеклом. Проясняется природа тревоги, которая назревает от сцены к сцене. (Хотя герои спектакля испытывают все что угодно — любовь, ненависть, вожделение, только не страх). Эта тревога, я думаю, знакома каждому: бывает, идешь на встречу с человеком, которого давно знаешь, встречаешься с ним, говоришь, но не проходит нелепое ощущение, что это — совсем не он. Подлинность Сильвии и Арлекина сомнительна. Если чувства этих людей так быстро меняются под влиянием лести, вовремя нашептанных слов, верно сыгранных придворными сцен — о какой подлинности может идти речь? И надолго ли переменились чувства Арлекина и Сильвии? Придет другая ситуация, возникнут иные декорации, энергии распределятся по-новому, и на смену одному лицу придет другое, последней любви — еще одна, ну совсем последняя. Сильвия предает свое чувство, когда всерьез задумывается, как она выглядит в глазах придворных дам. Ощутив себя в эпицентре чужих взглядов и оценок, она оказывается готовой к любым перевоплощениям, и первое — перемена чувств. И финал спектакля, где нагромождение фикций, ложных слов, четко продуманной геометрии жестов создает ощущение абсолютного миража, закономерен: вдруг за стеклом выключается звук. Слышен голос: «Все свободны, всем спасибо». Придворные, которые оказываются актерами reality-show, начинают разгримировываться, снимать парики, менять одежды. На сцену выходит оператор, чтобы снять крупным планом растерянные лица Сильвии и Арлекина. Оба попытаются привести в чувство своих новых возлюбленных. Но у Принца и Фламинии, которые оказываются нанятыми для розыгрыша телеактерами, вид изумленный: чего хотите? Шоу завершено, мы не знакомы. Сильвия, пытаясь вырваться из виртуального пространства, разбивает стекло, но кажется, что это просто переход из одного шоу в другое. Финальный прием многим наверняка напомнил фильм «Шоу Трумэна», в котором был создан целый город, чтобы наблюдать за переменой чувств и состояний одного человека. Тем не менее придумка режиссера оказалась неожиданной. До последней минуты этого замечательного спектакля зрители не подозревали, что разыгрывают не только персонажей пьесы, но и их самих.
