Марина Глуховская: Если зрители меня не поймут, я не умру на месте

Пьеса «Свадьба Кречинского» — одна из тех, содержание которых узнают только в зрительном зале. Увы, покуситься на печатную версию первой части трилогии Сухово-Кобылина решается не всякий читатель. Жаль. Впрочем, господа режиссеры в этом плане куда более активны: «Свадьба Кречинского» кочует по театральным площадкам то в виде драмы, то в виде оперетты, то в виде мюзикла. До недавнего времени в Новосибирске Кречинский проживал лишь на сцене музкомедии. Однако с 4 марта обаятельный авантюрист «пропишется» еще и в «Глобусе». Московский режиссер Марина Глуховская обещает отойти от традиционной трактовки пьесы Сухово-Кобылина, создав «живой» спектакль в жестком рисунке.

— Почему выбор пал именно на «Свадьбу Кречинского»? Это заказ театра или исключительно ваша идея?

— Во-первых, пьеса хорошая. Во-вторых, мне никто никогда не говорил, что я должна ставить. В своей театральной деятельности я не загнана в угол, поскольку у меня есть другая работа. По первому образованию я филолог, легко перевожу и могу работать переводчиком. Например, сотрудничаю с Российским каналом, реже с НТВ. Так что для меня, в отличие от многих режиссеров, которые от безысходности ставят то, что им не нравится, не актуален вопрос — «не сделаешь — не выживешь».

— То есть физиология играет роль «воздушной подушки»?

— Я всегда хотела стать режиссером, но эта профессия требует знаний и определенной базы. Конечно, бывает, и на режиссуру сразу после школы поступают очень талантливые люди, но они все-таки маленькие и намного позже набирают свое. Я с большим удовольствием училась на филфаке, просто тогда цели были несколько иные. К тому же филологическое образование режиссеру никогда не помешает. Он должен уметь читать тексты, понимать автора, да и ощущение независимости, о котором я уже упоминала.

— И как режиссер-филолог вы решили отойти от традиционной трактовки «Свадьбы Кречинского»...

— Я просто по-своему читаю пьесу. Да и какой смысл в повторении чужих ходов? Пользоваться чужими идеями вообще некрасиво. Спектакль — не просто сценическое оформление и люди, которые что-то там изображают. Сначала режиссер должен понять, о чем он хочет поставить спектакль. Я понимаю. «Свадьба Кречинского» — спектакль о взаимоотношениях людей, об отношениях мужчины и женщины, о том, насколько сложна человеческая психология и что такое азартный человек. Что касается денежной темы — это всегда актуально, и это понимает любой человек.

— Каков будет ваш Кречинский?

— Мне не интересен Кречинский как пошлый авантюрист, который не только соблазняет молоденьких девушек, но и пытается всем нравиться. Мне кажется, пьеса гораздо сложнее, глубже и интереснее. Мой Кречинский будет таким, каким его вывел в пьесе Сухово-Кобылин. Он умен, азартен, абсолютно вменяем и, конечно же, талантлив.

— А жанр спектакля?

— Трагикомедия. Конечно, во времена Сухово-Кобылина не было такого жанрового определения, но сейчас то, что автор написал, называют именно так. Кстати, это очень сложный жанр, требующий от артистов быстрых переходов и перестроек, чтобы отразить тонкую грань между смешным и серьезным. Собственно говоря, мы пытаемся найти в грустном смешное и смешное в грустном. Если говорить о музыкальной составляющей, то моя «Свадьба Кречинского» не имеет никакого отношения к мюзиклу и оперетте. Артисты, конечно, будут петь, но по делу и по смыслу. У меня даже рояль будет звучать, антикварный, прижизненный. Раньше он стоял в холле театра — на нем кушали зрители. Теперь отреставрирован, настроен и обязательно зазвучит своим особым рояльным голосом.

— В большинстве постановок герои «Свадьбы Кречинского» заперты в четырех стенах, вы же говорите об уходе от традиционной комнатности.

— Действие пьесы происходит зимой в Москве. Девушек из деревень вывозят на балы, встречи, знакомства, брачные предложения. Мы пытались создать ощущение рождественской Москвы, чтобы спектакль не замыкался в квартире. Нет четырех стен, есть ощущение открытого пространства: от московских магазинов до апартаментов.

— А временной срез: герои останутся в XIX веке или же переместятся поближе к нам?

— Мы не хотели надевать на героев современные костюмы и создавать современный мир, как и не хотели копировать соответствующую эпоху. У нас будет модерн начала века. Право на временное и стилистическое смещение я имею. Автор в период модерна еще был жив. И потом, если это выгодно, почему бы и нет. К том же модерн — очень удобно. Сейчас начало века, модерн — начала века. Для тех целей, которые я перед собой ставлю, мне нужен манок на антикварное пространство, на то, что герои от нас несколько отдалены. Они, понятно, несовременны, но не настолько, чтобы быть непонятыми.

— Каковы же ваши цели, если не секрет?

— Я хочу сделать «живой», основанный на контакте спектакль. Но в жестком рисунке, когда форма проявляет содержание. Не знаю, получится это или нет. Как правило, это случается не на премьере, а намного позже.

— Судя по вашему рассказу о «Свадьбе Кречинского», вы легко уходите от стереотипов. По крайней мере, с большей легкостью, нежели зритель.

— Я не вижу в них смысла. Если делать стереотипные спектакли, незачем заниматься режиссурой. У нас получается авторский спектакль, а тиражировать и заигрывать со зрителем — бессмысленно. Зритель придет на спектакль, чтобы вступить в диалог со мной и артистами. Конечно, как все, я хочу быть понятой, но если зрители меня не поймут, точно не умру на месте. Да, я хочу, чтобы публике было интересно, а остальное... Если идти по пути расчета «на всех», получится коммерция, а не театр.

— То есть вы не рассчитываете на какую-то конкретную аудиторию?

— На массовый просмотр школьников мой спектакль точно не рассчитан. Я рассчитываю на нормального воспитанного зрителя, который любит ходить в театр и не мусорит на входе. Спектакль — вещь сложная и многослойная. Просто в зависимости от своего интеллектуального и морального уровня каждый зритель выносит доступную ему информацию. Я вообще не видела спектакль, рассчитанный сугубо на интеллектуальную публику. Можно не читать «Диалоги» Платона, но, наблюдая процесс игры, с легкостью вникнуть в происходящее. Дело не в философии, а в театре. Значит, спектакль сделан так, что способен вызвать широкий интерес. Бывает и наоборот: что-то не получилось, а все начинают говорить, как этот спектакль нечеловечески интеллектуален. А на самом деле от его просмотра даже самому мощному интеллекту скучно. Просто он стесняется об этом сказать. Ну а культпоходы — это вообще издевательство над артистами и полное неуважение к их труду.

— Откуда такая нелюбовь к культпоходам?

— Мне при слове «культурно-массовое мероприятие» с детства становится плохо. Поход в театр всем классом, как правило, никому не нужен. Дети нос воротят, а их заставляют, загоняют, требуют, чтобы они культурно развивались. А если они не хотят культурно? Если хотят на дискотеку? Так что я решительно против.