Экзамен по английской драматургии

Ирина Тимофеева, «Ведомости»

С Игорем Коняевым мы встречались дважды. Сначала — на одной из последних репетиций спектакля «Безумный мир, господа!», где поток неуправляемых частичек собирался в единое театральное целое, стоило только питерскому режиссеру взять в руки микрофон. А затем на прогоне премьеры, где Коняев, не отводящий взгляда от сцены, напоминал больше студента, который замер в ожидании оценки. Впрочем, такая ассоциация была предложена самим Игорем Григорьевичем, который в личной беседе признался, что новый спектакль для него — это всегда экзаменационный билет. И от неудачи при неважном ответе не спасут ни «отлы» в зачетке на перевернутых страничках, ни приравненные к ним театральные награды.

В одноименном «Глобусе»

На наш диалог было отведено ограничен­ное количество минут — театр, принимающий форму задуманного режиссером сосуда, бурлил в буквальном смысле у наших ног, в боль­шом зале театра «Глобус». И этот поток посто­янно требовал к себе внимания. На фоне кон­струкций из пузырящихся колб и труб — неве­роятно красивых, но непонятных декораций — цокали каблуки на стилизованных под старину башмаках с бантами. Включалась фонограм­ма песни «Оoops, I did it again» — мягко говоря, своеобразный аккомпанемент к английской сатире XVII века. Подходили актеры. Сэр Нараспашкью, а по-нашему — Вячеслав Кимаев, демонстрировал свои не то трико, не то лоси­ны, недоумевая, как правильно их носить. Анастасия Семенова, недавняя выпускница театрального училища, играющая мадам Остолоуп, жаловалась на сломанную застежку на корсете... В общем, то, что в этой предпремьерной суматохе Игорь Коняев успевал следить за ходом беседы, вызывало уважение.

— В глубоком шекспировском смысле в те­атре всегда театр. Там, где его нет, скучно, — открыл наш разговор Игорь Коняев.

— На вас не давит, что от вас многого ожидают?

— От меня? — искренне удивился он.

— Все же, «Золотая маска», Госпремия, лауреатами которых вы являетесь, накладывают свой отпечаток...

— В театре никакие премии и награды, никакие заслуги не спасают от успеха или неуспеха. Каждый раз, когда ты что-то за­думываешь, все нужно делать заново, сначала... Это как бесконечный экза­мен. Пьеса как билет. Ты вытягиваешь его — и либо даешь правильный ответ, либо не даешь. От этого за­висит оценка. И каждый раз этот экзамен надо выдержи­вать. Поэтому если ждут — приятно. Хуже, когда не ждут. Я думаю, ждут не от меня, а скорее от «Глобуса». Это театр, который нельзя называть только новосибирским. Могу сказать, что в России он очень известен. «Гло­бус» всегда хочет быть оригиналь­ными. Во всяком случае, именно так мне кажется.

— Как получилось, что вы вы­тянули билет с Томасом Мидлтоном?

— Любая пьеса должна попасть в обстоя­тельства. Эта была облюбована мной давно. Она предполагала колоссальные постановочные затраты. Если ставить, надо выполнить все задачи, которые заложены в этой истории. Пьеса сатирическая, трюковая, для нее необходимо много костюмов, переодеваний... Не каждый театр может это себе позволить — это с одной стороны. С другой — любому театру сегодня нужно иметь в репертуаре и Шекспи­ра, и его современников. Все же новосибир­ский театр одноименен «Глобусу» — замеча­тельному английскому театру. Поэтому сам Бог велел иметь в репертуаре английские пье­сы.

— Но со времен написания «Безумного мира» прошло четыре столетия! Не получится ли, что это будет пародия на англий­ский театр?

— Я опираюсь на ощущение времени. Любое время диктует проблемы, о которых необходимо размышлять. Мне кажется, что эта пьеса суперактуальна. Если б это было не так, я бы за нее не брался. С другой стороны, сатира сегодня и 400 лет назад — навер­няка отличаются. И мы, увы, не можем воспроизвести ту, что была раньше. Мы не знаем, каким был театр в пору Шекспира. Если, скажем, в восточном те­атре сохранены традиции, то в европейском они утеряны полностью. Утеряна техноло­гия. Утеряно все. Это можно только придумать. Но не­возможно реанимиро­вать.

— Таким обра­зом, то, как будет изображен англий­ский театр, лежит на совести режис­сера?

— Всегда все на совести режиссера. И мне бы очень хотелось, чтобы в этот раз она не мучалась и не страдала.

«Бенефис» Панькова

Сделала ли совесть Игоря Коняева облегченный «выдох» после пре­мьеры? Скорее да, чем нет.

Спектакль «Безумный мир, господа!», вышед­ший в «Глобусе», можно назвать по-мидлтонски хулиганским. Особое настроение чувствуемся даже в оригинальном выпуске программки — можно сказать, целого британского таблоида с информацией о премьере и слухах вокруг нее. Легко ли было найти красные перья для кос­тюмов в год Огненной Собаки в «городе буду­щего» (как сообщил постановочной группе один из плакатов на улице)? Что чувствовали продавцы, когда Илья Паньков перемерял женские туфельки в магазине обуви? И помог­ла ли двухчасовая беседа с режиссером на тему актерского ханжества заслуженному ар­тисту России Павлу Харину (Кайус Грешен), который сначала отказывался играть эротиче­скую сцену?

Сюжет пьесы, в свою очередь, подхваты­вает этот хулиганский настрой. Ричард Глупли (Илья Паньков), в имя которого — проказы времени — хочется добавить «вовсе не...» — считает, что может обвести вокруг пальца сво­его богатенького дядюшку. Делает он это твор­чески. При необходимости может с легкостью перевоплотиться в лорда: «Пышные брыжи, бороденка, пачули, которые за версту в нос шибают, — и все дела». Захочет, так предста­нет в образе Бесс Хитроу, от которой, правда, разит вином, низом и табаком одновременно, но это лишь добавляет ей очарования. А бли­же к финалу станет автором и исполнителем пьесы-экспромта «Подцепка», подлинность названия которой никто из других персонажей так и не раскусит...

И все же в этом спектакле, ставшем своеобразным «бенефисом» Ильи Панькова, который поменял на сцене рекордное количество образов и продемонстрировал свою комедий­ную многогранность, Игорь Коняев режиссер­ским подтекстом задал еще один важный во­прос: так ли очевидны границы между челове­ческими пороками, к которым был нетерпим англичанин Мидлтон? Какими знаками — плю­сом или минусом — сегодня помечены довер­чивость (сэр Нараспашкью), вседоступность (Бесс Хитроу), ревность (Остолоуп)... У каждо­го из этих качеств, как показало время, есть свои противовесы. И что поднимет чашу весов на этот раз, должен решить сам зритель.