Денис Малютин: «Эта история – про силу духа. И в том числе про меня»

— Денис, с нашим театром вас связывают разные периоды сотрудничества. Вы пятнадцать лет служили в «Глобусе» в качестве артиста, сыграли более пятидесяти ролей. Поставили пять спектаклей. Расскажите, как складывается ваша творческая жизнь сегодня.

— Я получил диплом режиссера драмы в театральном институте имени Бориса Щукина. Два года прослужил главным режиссером Уссурийского театра драмы, потом переехал в Барнаул, где стал главным режиссером Молодежного театра Алтая. Безусловно, параллельно было сотрудничество с другими театрами. Так, по сей день работаю как свободный художник, фрилансер: базируюсь в Москве, но активно езжу по стране.

Вот, недавно приобрел киноопыт, причем не как артист, а в качестве участника и руководителя кинопроизводства. Я окончил курсы второго режиссера. Было несколько проектов в прошлом году, где я вел весь киносъемочный процесс на территории Москвы и близлежащих городов. Такое совершенно новое дыхание для меня, как режиссера. Кинематограф при этом — уникальная школа ремесла. На работу, над одним кадром, уходит максимальное количество сил и энергии огромного количества людей. Уверен, что полученный опыт пригодится мне в дальнейшем и как театральному режиссеру. Мне очень важно уметь работать с видеоконтентом: крупными планами, раскадровкой. Это очень захватывает!

— Когда-то давно вы сказали, что универсальная режиссерская сверхзадача, которая подходит ко всем спектаклям, — изменить мир к лучшему. С тех пор ваше мнение не стало другим?

— Нет. Более того, эта магистральная задача увеличилась в процентном отношении: сейчас я как режиссер должен работать на все сто процентов. Внешнюю агрессию мы должны побеждать только добром и поступками, созидающими душу. Именно сильные стороны человеческой души я всегда раскрываю в своих спектаклях — с позиций добра и позитива.

— Ваш выбор: классические или современные тексты?

— У меня в последнее время была классика, и я безумно этому рад. Я счастлив поработать с Гоголем, Островским, Бомарше. Для меня это такие зоны кайфа. И для артистов в том числе. Драматурги-классики — вне времени, и все, что они описывают, сегодня работает гениально. Но я не опускаю и современную драматургию.

— Текст Малики Икрамовой «Спасите Леньку!» — для взрослых или для детей?

— Для всех. Языком понятным и простым, где-то по-детски наивным, она все равно открывает зоны взрослого отношения к миру. В центре пьесы — история девятилетнего мальчика Леньки, который оказывается в чудовищных предлагаемых обстоятельствах. Великая Отечественная война. Блокадный Ленинград. Дистрофия, у ребенка отнялись ноги. Что еще страшнее может быть? Но кого-то эти жутчайшие обстоятельства могут сломать, погубить, а здесь мы видим, как героев они возвышают. Эта история — про силу духа. И в том числе про меня: здесь вскрыты мои детские страхи. Я пытаюсь искать свой отклик и свою реакцию на страх ребенка перед такой неизвестностью.

— Театр — условное пространство, где обычно маленьких детей играют взрослые артисты. От чего в таком случае зависит уровень сценической правды?

— Мне кажется, что в первую очередь это зависит от истинной веры артиста в то, что он такой. И это меня убеждает как зрителя на сто процентов. Я понимаю, о чем говорю, мне самому приходилось играть детский репертуар. Хотя наша пьеса — случай особый. Дети вообще в годы войны быстро взрослели.

— Театр «Глобус» обращается к материалу в год 80-летия со дня прорыва блокадного кольца вокруг Ленинграда. Вы согласны с утверждением, что пьеса дает деликатной теме войны новое дыхание, и в чем оно заключается?

— Эта пьеса действительно отличается от классически принятых рассказов о военном времени. На сцене нет баталий, нет солдат (своих и чужих) и их будней, нет боевых подвигов. Точнее, тут ребенок совершает подвиг по отношению к себе. Здесь нет прямого, назидательно направленного посыла в системе поступков и характеров: «плохой — хороший». Пьеса — честный, добрый, искренний рассказ про путь человеческий, несмотря на тяжесть обстоятельств. И я очень хочу «спасти Леньку».

В произведении встречаются два мира — реальный и фантастический, вымышленный, со сказочными героями. Что придает тексту особую теплоту и свет. И вот путь, как эти два мира будут рифмоваться, — я сейчас ищу. Есть такая история про художника, который долгое время писал простую картину, на которой была изображена дверь. В какой-то прекрасный момент он взял и открыл ее. Художник построил для себя мир, в который ушел. Это для него было спасением. Мне кажется, спасти себя или кого-то другого можно путем того, чтобы пустить энергию, творческую и человеческую, в нужное направление, где можно обрести покой.

__________________________________________