Юлия Колганова, новостная лента сайта театра «Глобус»
Друзья! 21, 22 ноября 2019 года на малой сцене театра «Глобус» состоится премьера спектакля «Иранская конференция» по пьесе современного российского драматурга Ивана Вырыпаева. Московский режиссер Елена Невежина выпускает здесь свой пятый спектакль. В интервью она рассказывает о возможности посмотреть на осколочный мир как нечто целое, игровом начале выбранного текста и о том, почему монопьеса — прекрасный вызов для артиста.
— Елена, с нашим театром вы расстались шесть лет назад, поставив шекспировскую «Двенадцатую ночь». До этого были и Хармс, и Дурненков, а «Дни Турбиных» Булгакова до сих пор собирает аншлаги. Чем вы жили все это время?
— Не буду с педантичностью перечислять все проекты, но из наиболее интересных всегда — лаборатории с Олегом Лоевским. Они охватывают большую географию. С лабораторией были на Сахалине. Я делала работу собственного сочинения — историю о том, как в 90-е сахалинцы везли памятник Чехову в Германию, параллельно там был взят чеховский текст. Крайне любопытный опыт, да и сам Сахалин впечатляет. Была интересная лаборатория в Эстонии с эстонскими артистами. Сейчас я вернулась из Румынии, где доделывала после прошлогодних лабораторных показов «Старшего сына» Вампилова. Очень увлекательно. Из последнего, мне кажется, прекрасный спектакль получился в Воронежском Камерном театре — «Афродита» по одноименному рассказу и письмам Андрея Платонова к жене. Мы сделали его с художником Дмитрием Разумовым, который сейчас работает над «Иранской конференцией».
— Как вы познакомились с пьесой Вырыпаева? И согласны ли с распространенным утверждением, что именно он сегодня — главный российский драматург?
— Я очень люблю фестиваль молодой драматургии «Любимовка». Часто физически не могу туда попасть, но всегда слежу за сайтом, где выкладываются фестивальные пьесы. Собственно говоря, там я его и прочитала. Мне кажется, это отличный текст, очень современный, в фирменном Ванином стиле. Он же в хорошем смысле — провокатор. Форма конференции, предложенная пьесой, на первый взгляд кажется однозначной, но при этом таковой не является. В ней заложено, как ни странно, много игрового начала.
А по поводу главного драматурга... Я не очень люблю такие клише. Вырыпаев — один из ярко работающих и — главное — часто пишущих заметных драматургов, конечно.
— Нужно ли человеку, приходящему на спектакль, знать, что такое иранская проблема?
— Думаю, ничего специфического знать не обязательно. Я и сама ничего специфического не знаю, признаюсь вам честно. Эта тема в той или иной мере у всех на слуху, хотя бы на уровне новостной ленты. Что мы знаем про Иран? Непрекращающийся спор по поводу того, что он вот-вот создаст ядерное оружие, свои торговые войны, санкции и т. д. Там, собственно говоря, ничего не изменилось. Текст, как всегда у Вани, говорит не впрямую про конкретную существующую проблему. Мне кажется, Иран — как проблематика конференции — выбран как нечто номинальное, знаковая страна. Грубо говоря, если бы речь зашла о сиюминутности — была бы какая-то сирийская конференция. Здесь одна из тем — сегодняшнее понимание нынешней цивилизации людьми с Запада и людьми с Востока. Но и это не самое основное содержание, просто одна из тем. Как и совершенно очевидно, зачем драматург перенес действие пьесы в Данию. Он использует популярный прием: поговорить о своей стране, написав о другой. Мне и нравится эта история тем, что можно посмотреть на себя немножко со стороны.
— В одном из интервью вы говорили, что любой спектакль — это желание поделиться своими эмоциями, размышлениями, болью — чем угодно. Чем поделитесь на этот раз?
— Я люблю Ваню за то, что он пишет, что «есть что-то еще». Это цитата из его ранней пьесы «Бытие № 2», которую я тоже очень люблю. У Вырыпаева постоянно звучит тема про присутствие чего-то большего в нашей жизни. Это можно по-разному называть. Для кого-то это вера в Бога, для кого-то — мистическое присутствие некой силы. Когда можно посмотреть на свою жизнь с какой-то другой точки. Не ограничиваться кругом ежедневных забот, проблем, а посмотреть как на нечто целое, понять — куда ты движешься. Теперь об этом не принято говорить, у нас ушли ночные разговоры на кухнях. А на самом деле очень хочется.
Но это если брать срез личной жизни, а если посмотреть глобально на нашу страну, человечество в целом... Куда мы движемся? Сейчас наш мир настолько стремительно меняется, в том числе в связи с появлением интернета, гаджетов, что мы очень часто бываем растеряны, не успеваем за новостями, потоком новых технологий. А ведь иногда просто очень хочется всем миром сесть и поговорить о чем-то важном. Хотя бы попытаться договориться. Потому что с появлением возможности высказываться всем и каждому в соцсетях, открытом пространстве, появилась проблема, что никто никого не слышит, каждый просто кричит о своем. Сколько людей — столько и мнений, а взаимопонимания, диалога нет.
Мир стал очень осколочным. Я прямо перед нашей беседой читала статью Водолазкина, посвященную памяти Лихачева. Попало удивительно в тему «Иранской конференции». Сейчас существует много мнений по разным вопросам, а о целом высказаться некому. Не хватает масштаба фигур, их знаний и авторитета. Есть множество убедительных, порой полярных, мнений по некоторым вопросам, но в целое это плохо складывается. И вообще, мне кажется, что сейчас мир плохо складывается в целое. Мы на пороге нового осмысления, как этот мир устроен. В Ванином тексте поднимаются все эти вопросы и ищутся ответы, которых нет на самом деле.
— Действительно, есть ощущение, что пьеса четко артикулирует массу вопросов — о смысле жизни, правде, духовном развитии, логике мировоззрений Востока и Запада, но не отвечает на них. На ваш взгляд, театр должен отвечать на вопросы или ставить их?
— Мое глубокое убеждение, что ставить. Когда ты на них отвечаешь, это становится уже какой-то пропагандой, проповедью, в зависимости от подачи. Вообще, есть не такое уж большое количество твердых ответов на вопросы, которые и так однозначны. И всегда нужно помнить, что зачастую через самые простые вещи говорится о самом сложном, и наоборот, высокопарные слова порой не в состоянии это правильно донести.
— Форма конференции предполагает выступления перед залом. В такой ситуации артисту не спрятаться за спиной партнера или сценическими эффектами...
— Помимо содержания прекрасного, которое есть в тексте, это еще и прекрасный вызов для артиста, я бы сказала, проверка на качество владения профессией. Потому что две трети пьесы — монологи, когда фактически артист находится один на один с залом. Как известно, монопьеса — это всегда возможность проверить, в какой актерской форме ты сейчас находишься. И одновременно опыт, когда тебе некого упрекать в возможной неудаче — партнеров или режиссера. Вот, пожалуйста: ты, текст и публика. Хорошая проверка на мастерство и, я бы сказала, переход на новый уровень.
— С какими чувствами вы возвращаетесь в «Глобус»?
— С огромной радостью. «Глобус» настолько связан с моей профессиональной жизнью, первый раз я здесь выпустила премьеру в 2004 году. У меня такое ощущение, что я взрослею вместе с театром. Как первенцы бывают в семье, так и «Глобус» для меня один из первых российских (нестоличных) театров, с которым я стала сотрудничать, и мне радостно, что это не прекращается, не исчерпывается. Когда я долго отсутствую в «Глобусе», мне чего-то не хватает.
