Эта молодая «Комеди Франсез»

Не стану утверждать, что пресс-конференция, предварявшая гастроли, была интересней спектакля, но была она интересным спектаклем — многолюдным, эмоциональным и даже озорным...

Дело в том, что «Комеди Франсез» — театр особый, актерский, созданный из трех разных трупп указом Людовика XIV со статусом «Актеры Короля».
— До XIX века у нас вообще режиссеров не было — спектакли ставили или авторы, или актеры, — повторяли наши гости не раз с некой ироничной горделивостью, понимая свою избранность на фоне современного общетеатрального режиссерского диктата.

Но уже то обстоятельство, что на встречу с журналистами пришли все исполнители, занятые в спектакле, а также дружеская, очень демократичная манера общения между собой молодых и именитых, привычка перед ответом на заданный вопрос быстро и азартно советоваться, обсуждать его всем вместе делало эту актерскую компанию очень обаятельной и незаурядной.

Чрезвычайно трогательно смотрелось и их свободное плавание, будто бы в дне сегодняшнем, — в истории собственного театра. В звучавших еще до перевода ответах можно было узнать такие слова, как «Наполеон», «комиссар», «революция», «Вольтер» и прочее. В нежных переливах французской речи на слух это было мило, но подлинные перипетии далеких политических событий в реальности их собратьям по профессии представлялись, скорее всего, не такими сладкозвучными. Например, в разгар революционных событий 1793 года театр «Комеди Франсез» закрыли, труппу арестовали и отправили на гильотину «за непатриотические пьесы». Как лаконично свидетельствуют хроники, актеров тогда спасло только чудо. Что касается цензуры, то она и до, и после революции, по словам актеров, так постаралась, что полный вариант пьесы Бомарше, которая произвела на премьере в 1782 году и фурор, и скандал, дошел до публики только в нынешней постановке, осуществленной в 2007 году режиссером Кристофом Роком.

И тут я сошлюсь на эксклюзивное интервью, которое мне удалось взять в мае нынешнего года на презентации театральных проектов Года Франции в России у генерального директора «Комеди Франсез» знаменитой актрисы Мюриель Майетт. Она сказала, что да, главной репертуарной линией театра, конечно же, всегда были и остаются произведения классиков — Мольера, Бомарше, Мариво, но это никогда не означало тишь да гладь:

— У этого репертуара дико живая история! Эти скандалы с «Женитьбой Фигаро»... Или, например, Мариво через четыре спектакля сказали: «Убирайся из театра!», он парировал: «Тогда я отдам свои пьесы итальянцам!», что весьма отрезвило гонителей. И так далее, и так далее. Поэтому, когда мы сегодня ставим эти пьесы, мы не подвержены ностальгии — непременно ставить так, как было раньше. Это глупо...

Кроме того, Мюриель Майетт пояснила, что сегодня «Комеди Франсез» открыт не просто режиссуре, но самым смелым решениям: из 15 новых постановок 5, уж точно, «будоражат публику», и в числе «новаторов», работавших на их сцене, назвала Петра Фоменко и Оскараса Коршуноваса.

Эта мысль получила продолжение и на пресс-конференции: жить с огромным историческим багажом за плечами почетно, но непросто.

— Действительно, работая в таком театре, как «Комеди Франсез», который по определению является храмом искусства, — сказал исполнитель роли Фигаро Лоран Стокер, — мы очень бдительно следим, чтобы не застыть на определенной отметке, не привносить в спектакль слишком много условностей. А поскольку нас в таких вещах иногда упрекают, мы удваиваем нашу бдительность в этом отношении. Наш театр находится на одной площади с Лувром, но мы не Лувр!

В этом новосибирцы убедились на спектакле: пьеса эпохи классицизма была не только увлекательной по сюжету, который всем известен, и всякий раз наполняется открытиями, благодаря лишь актерским талантам и драйву — их продемонстрировали наши гости, но и содержательной. К примеру, Фигаро из неунывающего и изобретательного малого превратился едва ли не в диссидента в изгнании (его большой монолог во втором действии был прямо-таки по-гамлетовски рефлексивен и беспощаден к власть имущим), а Марселина (также в одном из монологов, вымаранных изначально цензурой) — в непримиримую воительницу за права женщин... Манера игры французов была своеобычной — с «виньетками» старины, но яркой и убедительной: публика реагировала на остроумные реплики и забавные ситуации не синхронно с субтитрами на экране, а в согласии с происходящим на сцене «Глобуса». А потом, так сказать, в согласии со своим сердцем долго-долго не отпускала актеров овациями.