Яна Колесинская, «ВКонтакте»
Хроника XV Рождественского фестиваля. Эпизод № з
Театр «Глобус» в рамках реализации национального проекта «Культура» продолжает знакомить культурную общественность с образцами современного российского искусства под эгидой лучших традиций Рождества. День фестиваля третий: сцены романа Пушкина «Евгений Онегин» в двух частях, театр им. Вахтангова, режиссер Римас Туминас.
Этот спектакль был поставлен десять лет назад, но не потому он обошелся без всевозможных спецэффектов, заменив неизменный плейбек необъятным туманным зеркалом. Глубины тех сфер, куда пытается заглянуть Туминас, не измеряются видеорядом. В зыбком мареве горизонта отражаются, постепенно растворяясь во тьме Космоса, не люди, а их силуэты, призраки, сущности, проступают очертания вещей, перемещаются неподвижные предметы. Оно движется, как река, колышется, как необъяснимая и неподвластная нам стихия, что распоряжается хаосом и порядком, примиряет земное и мистическое, соединяет несоединимое.
Бездушный цинизм и беззащитная душа соприкоснулись в «Евгении Онегине», чтобы в финале расставить всё по своим местам, отмерить каждому по делам его. Татьяна, совершавшая прыжки и кульбиты под воздействием гормонов первой любви, Татьяна, ошалевшая от счастья, новизны, трепета и всего прочего, чем сопровождается эта возвышенная болезнь, теперь, смешанная с толпой других девушек, расстается с отчим домом. Их бесцеремонно загоняют в убогую теплушку, чтобы доставить по назначению — в Москву на ярмарку невест. Так в минусинском спектакле Павла Зобнина Сашу Негину, подобно реквизиту, заколачивали в товарном вагоне с пометкой «не кантовать» и тоже отправляли в Москву. В Москву. В Москву.
Наверное, обретенный покой и умиротворение со старым генералом создают призрачную гармонию с самой собой, когда осознаешь прелесть, невозвратность и тщету любовных страстей. Банка, откуда оба черпают большой деревянной ложкой ложкой привезенное из деревни варенье, стала залогом их общности. И только музыка Фаустаса Латенаса с отголосками Бетховена будет проникать за оболочку видимости, намекая на нечто необъяснимое и недостижимое.
Воздух романа, этот клубящийся между строк вихрь, действует на режиссера как переизбыток кислорода в горах. Текст Пушкина настолько плотный, что не успеваешь его прочувствовать — и тогда приходит молчание. И остаются паузы, созвучные с музыкой, внутри которой, отбросив слова, танцуют, мечтают, юморят, замирают, отмирают, бросаются в путь, сеют добро, творят зло. А когда вновь звучит слово, то концентрация внимания обостряется, а разум лихорадочно считывает смыслы.
Первая реплика спектакля исходит от постаревшего Онегина (Алексей Гуськов). «Кто жил и мыслил, тот не может в душе не презирать людей», — делает вынужденный вывод недочеловек, который убил дурня Ленского, всадив ему в живот дуло пистолета. И которому взрослая, знатная, ослепительная Татьяна, с трудом сохраняя самообладание, дает достойную отповедь. После такого конечно.... конечно... Кончено. Всё кончено. Ничего не остается, как презирать. Презирать прежде всего себя, если всё еще относишь себя к обществу этих самых людей.
