Ольга Викторова, «Российское здоровье и общество»
«Слишком много должно сойтись: пьеса, роль, режиссер, настроение гримера, публика, цветы, звезды, черные кошки и
кто еще знает, что должно сойтись в
тот миг, который называют успех, миг единения актера и
публики. Знаю талантливых, да
что талантливых
— гениальных актеров, проживших сценическую жизнь тихо, по-профессиональному солидно, но
так и
не
получивших от
своей судьбы своих полчаса Актерства. Что это? Судьба? Везение?» Так размышляет автор нового романа «Актриса», увидевшего свет в
издательстве «Эфлакс», Борис Плющиха о
высокой цене актерской удачи. Прототипом главной героини его новой книги стала знаменитая некогда актриса Вахтанговского театра. Свою новую книгу автор подарил заслуженной артистке России Людмиле Трошиной «с
благодарностью за
великий успех актрисы». Кто знает, может быть, будет продолжение у
этой истории двух замечательных актрис?
А пока мы с Людмилой Михайловной беседуем в святая святых — гримерке, с ее «намоленными» перед спектаклями стенами, знавшими все возможные оттенки эмоций. Двадцать пять лет прожито на сцене родного театра. Родилась в Первоуральске, — «уральский самоцвет», — шутит. Потом родителей отправили осваивать в Казахстан целинные земли, и ее, совсем маленькую, с собой взяли. После школы «по восточной траектории» поехала посыпать в Новосибирское театральное училище. Конкурс был огромный — шестьдесят человек на место. Выдержала, поступила с первого раза. Педагоги — все из «Красного Факела» — сибирского МХАТа: Валерий Николаевич Харитонов, Георгий Модестович Яшунский. Судьба давала «манки», звала переехать в столицу, но этого не случилось, и слава Богу, — добавляет актриса. За эти годы в амплуа травести переиграла весь тюзовский репертуар — Малыш, Аленушка, Иванушка, лошадки, мальчики, зверушки. Но с первого же года стали занимать в ролях вечернего репертуара — Шекспир «Двенадцатая ночь», «Сомовьиная ночь» Ежова.
Повезло с режиссерами — спектакли с ее участием долго жили на сцене, их любили зрители. Особенно благодарна Дмитрию Александровичу Масленникову, лучшему сказочнику ТЮЗа, который доверил ей роль Малыша в уже идущем спектакле — нужно было заменить ушедшую актрису. Потом был в его же постановке «Кот в сапога», рок-водевиль «Без страха и упрека», где Трошина сыграла мальчишку-каратиста. Встреча с другим режиссером Владимиром Валентиновичем Кузминым, при котором популярность театра была особенно высока, подарила еще один букет ролей, стала настоящей школой актерского мастерства.
Он приезжал из Ярославского театра Волкова ставил на сцене ТЮЗа «Соловьиную ночь» Ежова. В спектакль «Соловьиная ночь» Людмилу Tрошину ввели неожиданно, за три дня до премьеры, но как щемяще она сыграла главную роль немки Инги, которая в послевоенное время влюбилась в русского солдата!
Героико-романтический репертуар менялся, театр Но стал брать пьесы, которые раньше не допускались к постановке в детском театре, так довелось сыграть Елену Сергеевну в знаменитом, наделавшем много шуму спектакле. А для открытия малой сцены театра Александр Алексеевский, московский режиссер, предложил пьесу никому тогда не известного Николая Коляды «Игра в фанты», как эксперимент. Новые спектакли были настолько востребованы зрителями, что с малой сцены были перенесены еще и на большую, не сходившую с театральной афиши. Занятая в главных ролях актриса почти ежедневно выходила на публику, сама не понимая сейчас, откуда брала силы! Ведь и семья — муж и сын — требовали участия...
— Вообще, силы нужно рассчитывать на длинную дистанцию, но и беречь себя в нашей профессии недопустимо, — размышляет актриса. — Если не будешь работать «на выхлест» — контакта со зрителем не будет.
Так, — «на выхлест», — играет она сегодня главную героиню в спектакле «Моя Марусечка» по мотивам повести Александры Васильевой, награжденной Букеровской премией. Пьесу заметила и предложила для постановки режиссер МХАТа имени Чехова Марина Брусникина. Фактически вся она — это внутренний монолог главной героини, поставить его на сцене казалось невозможным, но уж слишком хороша повесть — гимн безграничной, самоотреченной любви к людям, ко всем сразу. Марусечку играют сразу несколько актрис, но самые драматичные монологи — в прочтении Людмилы Трошиной.
Перед интервью я еще раз перечитала «Актрису». Поиграем в игру — открываешь книгу и читаешь наугад попавшиеся строки. Вот. О «Марусечке» Трошиной, о мере искренности в жизни и на сцене: «Просит искренности и открытости. У меня! У актрисы! Мне нечего таить. Я всегда была на виду у публики. Такова профессия».
Людмила Михайловна не просто играет в этом премьерам спектакле, она живет на сцене.
— Этим спектаклем мы хотим напомнить зрителям, что все в жизни держится на любви, на силе русских женщин. Пьесу «Моя Марусечка» невозможно играть, не любя, не отдавая себя полностью роли. Все наши откровения о жизни, о себе — они на сцене. На сцене — душа нараспашку. В той роли или другой роли. Если хотите знать, насколько я открытая, искренняя, — приходите и смотрите, какая я на сцене. У меня на сцене тайны нет. Это в жизни у меня может быть некая затаенность, но мне необходимо оберегать свой
мир от ненужного порой мне вторжения.
— Людмила Михайловна, когда, в какой период работы в театре вы ощущали себя полностью востребованной, необходимой зрителям, попросту примой?
— Каждый актер мечтает об этом, и, наверное, каждому выпадают мгновения высокого профессионального счастья. Самый деятельный, звездный период — период классики, который пришел в театр на смену острым перестроечным спектаклям. Девяностые годы. Главный режиссер и художественный руководитель театра — Григорий Гоберник, директор — Мария Ревякина. Они привнесли в театр новое творческое дыхание, привели новых людей, московских режиссеров — Анатолия и Бориса Морозовых, Валерия Фокина. На сцене — Чехов, Достоевский, Уильяме, Бомарше. На мой вопрос, когда я играю спектакль, мне отвечали,— приходи завтра, не ошибешься. Это замечательно, когда ты востребована, и когда доверяют роль тебе, и никакой другой актрисе.
Затем последовал довольно тяжелый период бездействия, три года незанятости, так получилось не по моей вине, я не жаловалась, роль не просила. Надо уметь с достоинством выдерживать паузу.
Сегодня я занята в главных ролях спектаклей «Двойное непостоянство», «Моя Марусечка», «Ю», и жизнь этих спектаклей складывается очень удачно. Это — как награда. Спектакль «Двойное непостоянство» в постановке Дмитрия Чернякова удостоен высшей национальной премии «Золотая маска». Начинаем репетировать «Свадьбу Кречинского».
Очень люблю классику. Хотелось бы еще поиграть Чехова. Когда-то играла Аркадину в спектакле «Чайка», который шел восемь лет. Вообще — о чем мечтала, никогда не играла, играю то, о чем никогда не мечтала. Но того, что сыграно на сегодняшний день из мировой классики, достаточно, чтобы сказать: ошибки в выборе профессии не было, любовь моя к театру взаимна. Когда-то я играло актрису бродячей труппы времен Шекспира в спектакле «Убийство Гонзаго». Моя Элизабет десять лет жила на сцене ТЮЗа. Мечтаю снова сыграть актрису. Мечтаю (но об этом совсем-совсем по секрету) о режиссерской работе.
— А кстати, всегда ли вам везло на режиссеров?
— Когда режиссеры чтили традиции театра, чувствовали поле, в котором он живет, корректно относились к его истории, а не начинали все с чистого листа, — они вели за собой труппу. Так было не всегда, но что поделаешь! Театр — как книга, в ней — разные страницы, и вырывать их нельзя. Режиссеры имеют право на пристрастия. Невостребованность актера — еще не повод для обиды на режиссера.
— «Глобус» — замечательный в своем роде театр. Оставшись театром юного зрителя в традиционном понимании; он всегда экспериментирует — с драматургией, с формой, с пространством. Он не дает зрителю скучать. И в этой изменчивости и непредсказуемости, открытости новому, пожалуй, главная традиция.
— Мне всегда нравились наши детские спектакли. Мне нравится детская публика. Сейчас занята только в «Волшебнике Изумрудного города», в роли доброй феи. A paньше я очень много играла, любила елочки для детей, свою Снегурку. Детские спектакли напитывали энергией, радостью.
— В вашей жизни случались чудеса?
— Главное чудо — это жизнь. Чудо, что мы появились на свет. В чудеса я верю, как же без этого! То, что есть в моей жизни, за все благодарна. Есть ребенок, сын — это чудо. Есть театр. Этому всему надо уметь радоваться и быть счастливыми сейчас — сегодня, в этот миг. Счастье — оно же от слова сейчас! Театр, музыка, песня — все это дает ощущение счастья, чуда. Жаль, что ушел со сцены спектакль «За красным бархатом кулис», может быть, возобновлю свои музыкальные салоны, где слово, музыка и песня были неразрывны. Чудеса случаются.
— Процитирую «Актрису»: «Счастливых ролей нет. Никто не знает, как играть счастье. Всегда переигрывают. А сумасшедших и несчастных играют убедительно». Неужели это действительно так? Как бы вы сыграли счастье на сцене?
— В «Убийстве Гонзаго», где я — актриса, у меня есть фраза: «Я не сумасшедшая, чтобы быть мудрой, но достаточно мудра, чтобы казаться сумасшедшей». Все-таки несчастье, или даже сумасшествие — это то, что спрятано внутри человека. Хотя и спрятано, но это можно почувствовать, ощутить, скажем, как боль. А счастье... Мы не знаем, какое оно. Его или не ощущают вовсе, или, кажется, — еще чуть-чуть и станешь счастлив по-настоящему. Уметь ощущать себя счастливым — это дано немногим. Всегда хочется быть еще более счастливыми. Но счастье может быть и тихим, и сумасшедшим, и непредсказуемым. Оно всякое. И никто не научит, как его играть.
Актриса — не профессия, не просто призвание. Актриса — это судьба, образ жизни, это — «в омут с головой» в новую роль. На сцене можно войти в образ, доверившись персонажу, который ведет тебя по роли, а можно, «лишив себя кожи» на время спектакля, стать им, забыть, что ты — артистка, ведущая актриса молодежного академического театра Новосибирска «Глобус». Именно так играет свою героиню в новом спектакле театра «Моя Марусечка» Людмила Трошина, которую за исполнение этой роли город назвал лучшей актрисой года.
— Ваши героини сегодня настолько разные, трудно быть одновременно и Фламинией, и Марусечкой? Где вы находите краски, где черпаете силы?
— Актер должен уметь наблюдать. Люблю смотреть: вот, типаж какой замечательный! Потом это впечатление забывается. Но, когда возникает та или иная драматургия, что-то «щелкает», появляется та краска, которая нужна. Судьба награждала меня замечательными встречами с людьми, сегодня — хочется встретиться с ними и в Москве, и в Сочи, созвониться хотя бы. Стараюсь, когда мы едем на гастроли, обязательно пообщаться. Люблю Питер, но там даже кофе не спасает, безумно красивый Питер «тянет» энергию. Люблю Москву, там летаю на крыльях. Вообще, люблю путешествовать.
— Вам знаком успех, от которого захватывает дыхание? Те самые полчаса, когда «...достаточно взгляда, жеста, вздоха актера — если он вызвал зрительскую волну чувств, превратил ее в ураган, — он со сцены уходит новым кумиром».
— Все-таки театр — это магия. За двадцать пять лет в театре я могу это сказать: во время спектакля происходит чудо. Выходишь и вдруг зрительный зал в семьсот мест ведешь за собой. Насколько сильна вера их в меня, а моя вера в них, что происходит это единение. Ведь они идут за тобой, зрители. И ты вводишь их, вводишь в свой мир. И видишь глаза — в начале спектакля и в конце. Это совсем другие люди. И аплодисменты — они посылают их тебе, возвращают тебе — благодарность.
У моей героини Марусечки — простой русской женщины — есть такие слова: «Пусть будет все на свете: перестанет дождь, засветит солнце, смородина пусть уродится, — в прошлом году там на базарчике хорошо разбиралась». Я посвящала этот спектакль маме. Она работала агрономом, в жизни не видела, чтобы что-нибудь из сада продавала — раздаст все. В первый год моей работы в театре она приехала осенью, посмотрела «Малыша и Карлсона». А весною на Пасху нелепо в одночасье ушла из жизни. Она дала импульс жить, стоять на ногах крепко, быть сильной. Рассчитать дистанцию так, чтобы хватило сил, а ч паузах, когда они возникаю!, — учиться жить достойно. Можно ведь и остервенеть. Я в жизни никогда не просила роли, спокойно ждала, не завидовала никому. И вдруг то, чего ждешь, приходило.
— Вы верующий человек?
— Да. С моим крещением связана особая история. В 1992 году в Иерусалиме друзья подарили крестик, хотя я еще не была крещена. В Москве подруга, видя мое подавленное недавней семейной драмой состояние, повела в церковь. Заходим. Служба ужо закончилась, служительница ворчит: нельзя, поздно. Ворчит и закрывает врата. Вдруг откуда ни возьмись подходит дьякон с ключами и говорит: вам надо в церковь, и открывает другую дверь, другие врата. Я слышала их разговор, строго он сказал матушке: не отвращай людей от храма. Вот так и получилось, что открытая дверь была закрыта, а открылась закрытая. А позднее друзья меня повели креститься, даже не зная, что и крестик у меня с собой уже был. Вот так меня в трудный час спасли друзья и вера.
— Как сегодня складываются взаимоотношения театра и зрителя, им интересно друг с другом?
— Десять лет назад в Москве, Питере попались антрепризы, актеры ринулись по всей стране со своими показами. Я посмотрела два спектакля — один назывался «Страх», другой — «Жуть». Идут без декораций, при этом явно прочитывается желание заработать, ущербность постановки и дешевизна режиссуры, и на этом фоне — замечательные актеры, которых ты боготворишь, но которые смотрятся убого, жалко. Но нa этот период лет в десять выросло целое поколение зрителей на этом материале. И получается, что сегодня уже не спрос рождает предложение, а предложение рождает спрос. То, что у нас творится на экранах, — уже на этом воспитан зритель и он этого просит. Должно пройти какое-то время, чтобы вернулся интерес к классике. Она всегда современна. А время масскультуры пройдет.
Но у нашего театра есть свой зритель, и слава Богу, что он не потерян! Приходите в театр!
А назавтра было Рождество. Слова, обретая смысл предсказаний, обещали исполниться, самые невероятные желания — сбыться. Занавес поднимается!